Взобравшись вначале на дождевой козырек над дверью, а затем хватаясь за дыры в кирпичной кладке, следом за Джеромом мы забрались на плоскую крышу подстанции.

Боря едва-едва карабкался последним и мне пришлось напрячься, чтобы вытащить наверх полноватого одноклассника. Как всегда, краснея, он произнес какие-то слова благодарности, но я не мог их расслышать — мои уши, как и у товарищей, закрывали мягкие защитные наушники.

Даже сквозь наушники я ощущал монотонный грохот, напоминающий приглушенные раскаты грома. Гром гремел ритмично, с равными промежутками в несколько секунд. С расстояния в пять сотен метров и дальше этот грохот был привычен жителям Генераторного и даже немного зачаровывал. Мы любили этот шум, ласково щекочущий уши, и начинали беспокоиться, если вдруг переставали его слышать. Ведь мы знали, что этот звук издает озоногенератор, который защищает нас от злых солнечных лучей, делает так, чтобы на улице росли кусты и деревья, а люди жили дольше и не болели страшными болезнями. Но на расстоянии сто метров грохот уже не позволял ни на чем сосредоточиться и спать без затычек в ушах. А совсем вблизи от источника грохота — становился опасен. Без защитных наушников здесь вполне можно было серьезно повредить барабанные перепонки.

Джером, пригнувшись, жестом предложил приблизиться к нему. Мы подползли к краю бетонной крыши и сквозь невысокий парапет заглянули на территорию, огороженную дополнительно еще более высоким забором. Этот забор, как мы знали, патрулируется по периметру милиционером и лезть туда было уж совсем нельзя. Посреди охраняемой территории была водружена низкая железобетонная постройка без окон и дверей — именно она источала грохот. Из высокой трубки, венчающей постройку, вырывалась прямо в небо струя ослепительно-голубого газа, подпитывая озоном искусственный защитный слой — тонкую голубоватую пленочку над Генераторным, сквозь которую виднелись вечно клубящиеся в небе серые облака. Эта пленка — единственное, что предохраняет селение от губительного воздействия ультрафиолета, который выжег на Земле практически все живое, что смогло пережить радиоактивное заражение и ядерно-вулканическую зиму.

Некоторое время мы полюбовались работой озоногенератора, который мы обычно лишь слышали, а видели вблизи только один раз на школьной экскурсии. Но вскоре однообразный вид устройства нам наскучил, да и опасность быть обнаруженными ходящим внизу милиционером или рабочими, которые обслуживают генератор, начинала щекотать нервы. В конце концов мы спустились обратно (Борю пришлось долго подгонять жестами, так как слезть он боялся) и через какое-то время выбрались из технической зоны и перебрались в более спокойное место дислокации.

Это был укромный тупичок около Третьей улицы, скрытый от подъезда бытовкой, в которой здешний дворник хранил свои уборочные принадлежности. Джером первым уселся на сложенные возле бытовки бетонные блоки и велел Боре Ковалю «доставать семечки, или что там у тебя».

— Да уж! — сняв наушники и размяв покрасневшие уши, прыснул Ярик. — Поверить не могу, что именно в честь этой грохочущей бандуры наша дыра получила свое название. Неужели нельзя было придумать что-нибудь интереснее?

— Ты бы попридержал язык, говоря о таком, — возмутился я. — Чтобы ты знал, без этой штуки наша жизнь была бы очень несладкой! Много людей отдали бы все на свете, чтобы жить под озоновым куполом…

— Да, да, да, — скучающим голосом протянул Джером, подмигнув Ярику и зачерпнув горсть семечек подсолнуха из протянутой Борей упаковки. — А сейчас он скажет, что это благодаря его папаше эта хрень здесь оказалась. Ну, давай, грека, хвастни!

— Я этим не хвастаюсь. Но горжусь, что мой папа многое сделал для селения, — ничуть не смутился я подколке друга. — Если бы не дипломатические контакты, которые папа наладил еще на заре существования селения, кто знает, как долго нам пришлось бы жариться под ультрафиолетом…

— Да ну! Содружество, по-моему, раздает их кому попало, — брякнул Ярик.

— Что за чушь! — искренне вознегодовал я. — Сразу видно, что ты ничего в этом не шаришь! Чтоб ты знал, в Европе живут сотни общин, которые только мечтают об озоногенераторе. Посмотри хоть на наших соседей: «александрийцев», там, или «фабрикантов», или на Доробанцу. Там ничего такого нет, и неизвестно, будет ли когда-то. Эти штуки очень дорогие и жрут страшно много электричества. Мой папа, занимаясь внешними связями, сумел наладить отношения с Содружеством. Несколько раз он летал в Австралию в составе объединенных делегаций из Центральной Европы. Там он встречался с видными деятелями правительства и топ-менеджерами транснациональных корпораций, сумел завоевать их доверие и снискать уважение. Именно папа ухитрился всеми правдами и неправдами добиться того, чтобы один из десяти первых озоногенераторов, которые направили в Центральную Европу по гуманитарной программе Содружества, достался нашему селению.

Я хорошо помнил мамины и папины рассказы. Они говорили, что именно генератор, который заработал в том году, когда я родился, вдохнул в бедствующее поселение новую жизнь. С того дня, когда над головами людей заблестела свежая синева, они поверили наконец, что жизнь когда-нибудь наладится. Теперь можно было выходить из домов без капюшонов и марлевых повязок, ходить по улицам, не кутаясь в плащи. Жизнь, которая со дня начала войны стала настоящим кошмаром, начала нормализовываться.

На торжественном заседании поселкового совета, созванном в честь введения в эксплуатацию озоногенератора, в присутствии важных гостей из Олтеницы и даже из самой Австралии, было принято единогласное решение официально переименовать ВЛБ № 213 (в народе — «Новая Украинка») в Генераторное. Неделю спустя жители селения поддержали это решение на всеобщем голосовании, а в памяти родившегося в селении поколения оно окончательно прижилось.

— Ну да, ну да — «достался», — хмыкнул Джером, недоверчиво покачав головой. — Простак ты, Димка, что ли? Они его нам отдали попользоваться. Это называется — «лизинг». Знаешь, что такое «лизинг»? Это значит, что богачи из Содружества каждый месяц дерут с нас за этот генератор деньги, а если мы начнем плохо себя вести — просто заберут его, и дело с концом!

— Да кто им его отдаст?! — хихикнул Ярик. — Народ ни за что не отдаст!

— Не отдаст, говоришь? — переспросил Джером, ухмыльнувшись. — Так нас здесь всех сотрут в порошок: скинут пару канистр с супернапалмом или долбанут лазером прямо из космоса. Ты что, думаешь, можно так просто кинуть жадных спрутов из всемогущих корпораций?!

— Ну, это ты загнул, — возразил я, будучи достаточно осведомленным о подробностях договора, подписанного с лизинговой компании из консорциума «Смарт Тек», чтобы не верить небылицам, о которых судачат ребята. — «Лизинг» — это означает, что мы покупаем генератор, только платим не всю цену сразу, а каждый месяц по чуть-чуть. Осталось еще… э-э-э… восемь лет — и мы выплатим всю стоимость. Тогда генератор станет нашим, и никто его уже не сможет забрать. И, чтоб ты знал, генератор нам достался на очень выгодных условиях!

— Да ну? — скептически скорчившись, переспросил с издевкой Джером.

— Ну да! Лизинговая компания обычно берет себе большие проценты — где-то под пятнадцать годовых. Это на процентах она зарабатывает! Но мы платим всего два процента годовых. Остальные за нас платит специальный фонд, созданный Содружеством. Это папа с ними так договорился!

Джером нарочито широко зевнув, даже не прикрыв рот ладонью, тем самым показав, что он остался при своем мнении. За лето, на протяжении которого мы с ним практически не виделись, он стал заметно более желчным и неприязненным. Правда, чувства эти не были направлены конкретно против меня или кого-то другого — в равной степени доставалось всему человечеству. Подозреваю, что виной тому отец, который пил больше прежнего и с которым ему приходилось проводить больше времени, чем обычно. И, конечно же, не обошлось без Тома.

— Том мне популярно рассказал обо всей этой бодяге, — в такт моей мысли продолжил гнуть свою линию Джером. Говорил он с нарочитой медлительностью, будто показывал, что сомневается, поймут ли смысл его слова заметно отстающие в развитии одногодки. — То, что Димка говорит, рассчитано на дураков, чтобы их успокоить. Наивные дурачки считают, что с корпорациями можно работать по-честному или что они кому-то делают подарки. А большие дядьки в это время жухают этих лохов и подбивают свое баблишко. Так построен мир, ребятишки!